Женщины в древней руси. Женский труд и женские занятия в структурах российской повседневности X — XVII вв

Сегодня нередко можно услышать призывы “назад к традициям” в отношении морали и брачных устоев. Это частенько оправдывается библейскими принципами и истинно русскими традициями.

А как реально жили женщины на Руси в эпоху раннего христианства и до нее?

Положение женщины в Древней Руси: от язычества к христианству

Женщины в языческий период пользовались большим влиянием в общине, чем в эпоху христианства.

Статус женщины в языческий период был иным, чем во времена православия.

Многобожие характеризовалось тем, что женские божества занимали не менее важную нишу среди славянского пантеона, нежели мужские. О равноправии полов речи не шло, но женщины в этот период пользовались большим влиянием в общине, чем в эпоху христианства.

Женщина в языческие времена являлась мужчинам особым существом, наделенным загадочной силой. Таинственные женские ритуалы, с одной стороны, вызывали почтительное отношение к ним со стороны мужчин, с другой - опаску и враждебность, усилившиеся с приходом христианства.

Языческие обычаи сохранились, частично трансформировавшись в православные, а вот отношение к женщине только усугубилось в сторону произвола.

«Женщина сотворена для мужчины, а не мужчина для женщины», - эта мысль часто звучала под сводами христианских храмов Византии, начиная с 4-го века, перекочевав в православие, которое, невзирая на сопротивление убежденных язычников, было успешно внедрено на большей части территории Древней Руси X-XI веков.

Такой постулат, насаждаемый церковью, вызывал обоюдное недоверие полов. Идея вступления в брак по взаимной любви для большинства молодых людей не стояла даже на повестке дня - брак заключали по воле родителей.

Православие было успешно внедрено на большей части территории Древней Руси X-XI веков.

В семейных отношениях часто присутствовала неприязнь к партнеру или откровенное равнодушие. Мужья не ценили жен, но и жены не слишком дорожили мужьями.

Для того, чтобы невеста не нанесла вреда жениху своими девичьими чарами, перед свадьбой проводился обряд «смывания красоты», иначе говоря, избавления от действия защитных ритуалов, иносказательно поименованных «красотой».

Взаимное недоверие порождало пренебрежение по отношению друг к другу и ревность со стороны мужа, выражаемую порой в жестких формах.

Мужчины, проявляя жестокость по отношению к жене, одновременно опасались ответной мести в виде обмана, интриг, супружеской неверности или применения яда.

Рукоприкладство было обыденным явлением и оправдывалось обществом. “Учить” (бить) жену было обязанностью мужа. «Бьет значит любит» - данная поговорка идет именно с тех времен.

Муж, который не следовал общепринятому стереотипу “учения жены”, осуждался как человек, который не заботится о своей душе, о своем доме. Именно в эти века вошла в обиход поговорка: «Кто жалеет розгу, тот губит ребенка». Стиль отношения мужей к женам был похожим на стиль отношения к малым, неразумным детям, которых надо постоянно наставлять на путь истинный.

Таинственные женские ритуалы вызывали почтительное отношение со стороны мужчин во времена язычества. С другой - опаску и враждебность, усилившиеся с приходом христианства.

Показательным здесь является свадебный ритуал тех времен: отец невесты ударял ее плетью в момент передачи жениху, после чего передавал плеть новобрачному, таким образом власть над женщиной символически переходила от отца к мужу.

Насилие над личностью женщины оборачивалось ее скрытым сопротивлением мужу. Типичным средством мести была измена. Иногда в порыве отчаяния под воздействием спиртного женщина отдавалась первому встречному.

До прихода христианства на Русь, разводы разочаровавшихся друг в друге супругов были не редки, девушка в этом случае уходила в дом родителей, забрав свое приданое. Супруги, оставаясь в браке, могли просто жить раздельно.

В семейных отношениях часто присутствовала неприязнь к партнеру или откровенное равнодушие.

В православии брак стало сложнее расторгнуть. Вариантами для женщин были побег, уход к более богатому и знатному мужчине, обладавшему большей властью, оговоры мужа перед власть имущими, и другие неприглядные меры, вплоть до отравления супруга или смертоубийства.

Мужчины не оставались в долгу: опостылевших жен ссылали в монастыри, лишали жизни. Иван Грозный, например, отправил 2 жен в монастырь, а 3 его жены умерли (одна скончалась всего через 2 недели после свадьбы).

Простолюдин мог даже «пропить» свою жену. Жену также можно было заложить, получив деньги в долг. Получивший ее под залог мог пользоваться женщиной по своему усмотрению.

Обязанности мужа и жены отличались принципиально: женщина руководила внутренним пространством, мужчина - внешним.

Мужчины чаще занимались какими-либо делами вдали от дома: работа в поле, на барщине, охота, торговля, обязанности дружинника. Женщины рожали и растили детей, содержали в порядке хозяйство, занимались рукоделием, ухаживали за скотом.

В отсутствие мужа, старшая из женщин в роду (большуха) приобретала власть над всеми членами семьи, в том числе и младшими по статусу мужчинами. Эта ситуация похожа на сегодняшнее положение старшей жены в , где семьи тоже живут подобно древнерусскому роду, все вместе в одном доме: родители, сыновья, их жены и дети.

В казачьем быту существовали совершенно иные взаимоотношения супругов, чем на селе: казаки брали женщин с собой в походы. Казачки были более бойкими и самостоятельными, чем жительницы других русских территорий.

Любовь в древней Руси

Любовь в фольклоре - запретный плод.

В письменных источниках редки упоминания любви.

Чаще тема любви звучит в русском фольклоре, но любовь всегда - запретный плод, это не любовь между супругами. Любовь в песнях описывается положительно, тогда как семейная жизнь тосклива и непривлекательна.

Сексуальность и вообще не упоминалась. Дело в том, что письменные источники, дошедшие до наших дней, создавались монахами, которые были основной грамотной прослойкой тех времен. Именно поэтому любовь и сопровождающие ее изъявления упоминаются лишь в просторечии и фольклорных источниках.

В немногочисленных письменных упоминаниях плотская любовь предстает в негативном обличии, как грех: похоть, блуд. Это продолжение библейских, христианских устоев.

Хотя законодательно после принятия христианства обладание более чем одной женой осуждалось, на практике грань между первой женой и наложницами (любовницами) была лишь формальной.

Блуд холостых отроков порицался, но в причастии им не отказывали, если только грешили они не с мужней женой.

У славян-язычников любовь была явлением божественным, напускным: она насылалась богами, как болезнь. Чувство любви вопринималось как душевная болезнь. Как боги насылают грозы и дождь, так же нагоняют они и любовь и жар желания на сознание человека.

Так как была явлением наносным и магическим, считалось, что ее можно вызвать использованием зельев и наговоров.

По мнению церкви, смешавшей византийские и славянские идеи, с любовью (похотливым чувством) надо было бороться, как с болезнью. Женщина, как источник этого чувства, считалась орудием искусителя-дьявола. Не мужчина был виноват в его стремлении овладеть женщиной, а она сама была виновна, вызывая нечистое чувство вожделения. Мужчина, поддаваясь ее чарам, терпел, в глазах цервки, поражение в борьбе с ее магической силой.

Христианская традиция вела этот взгляд от истории Адама и Евы-соблазнительницы. Женщине приписывалась демоническая, чародейская сила из-за вызываемоего ей в мужчинах влечения.

Если же любовное желание исходило от женщины, то оно тоже рисовалось как нечистое, греховное. Жена, происходившая из чужого рода, всегда считалась враждебной и ее верность была сомнительна. Считалось, что женщина была более подвержена греху сластолюбия. Именно поэтому мужчина должен был держать ее в рамках.

Обладали ли русские женщины правами

Женская часть населения Древней Руси имела мало прав.

Женская часть населения Древней Руси имела минимальные права. Возможность наследовать имущество имели только сыновья. Дочери, не успевшие выйти замуж, пока был жив их отец, после его смерти оказывались на содержании общины либо вынуждены были нищенствовать - положение, напоминающее положение вдов Индии.

В дохристианскую эпоху браки по любви были возможны в том случае, если жених похищал любимую (вспомните подобные обряды у других народов). Похищение невесты у славян обычно проводилось по предварительному сговору с девушкой. Однако, христианство постепенно положило конец этой традиции, ведь, в случае нецерковного брака, священник лишался положенного ему вознаграждения за совершения обряда венчания.

В то же время, похищенная девушка становилась собственностью мужа. При заключении сговора между родителями происходила сделка между семьей девушки и родом жениха, что несколько ограничивало власть мужа. Невеста получала право на свое приданое, которое становилось ее собственностью.

Христианством был наложен запрет на двоеженство, которое ранее было распространенным явлением на Руси. Эта традиция была связана со славянскими верованиями в двух богинь - «рожаниц», которые в неразрывной связи с богом Родом, почитались, как прародители славян.

В свадебной церемонии, даже в те времена, когда христианство стало господствующей религией в стране, сохранилось множество языческих обрядов, которые по значимости опережали венчание. Поэтому священник занимал не самое почетное место во время торжественного приема пищи на пире, посвященном бракосочетанию, чаще он был оттеснен к дальнему концу стола.

Пляски и танцы на свадьбе - языческий ритуал. Процедура венчания их не предусматривала. Разудалое свадебное веселье - отголоски дохристианских языческих традиций.

Такое преступление, как причинение смерти женщине, наказывалось дифференцировано. За жену смерда мог либо отомстить муж, либо через суд мог получить возмещение ущерба за ее смерть хозяин, чьей холопкой она была.

Наказание за сексуальное насилие над женщинами зависело от социального положения жертвы.

За убиение женщины княжеского или боярского рода суд предлагал ее родственникам выбор между местью и выплатой «виры» - своего рода возмещения ущерба - в размере 20 гривен. Эта сумма была очень значительной, поэтому часто пострадавшая сторона выбирала именно выплату штрафа. Убийство мужчины оценивалось в два раза выше - в 40 гривен.

Наказание за сексуальное насилие над женщинами зависело от социального положения жертвы. За изнасилование родовитой девушки налагалось наказание. За насилие над холопкой мог получить компенсацию хозяин как за порчу имущества, если виновник принадлежал другому барину. Насилие хозяина над собственными холопками было привычным. В отношении насилия, произошедшего внутри владения между смердами, принимались меры по усмотрению хозяина.

Право первой ночи использовалось хозяевами, хотя нигде официально не проговаривалось. Владелец пользовался возможностью взять дивчину первым. Вплоть до XIX столетия владельцы больших поместий создавали целые гаремы из крепостных девушек.

Отношение православия к женщинам было подчеркнуто уничижительным. Это было характерно для христианской философии: возвышение духа и противопоставление ему плоти. Несмотря на то, что горячо почитаемая на Руси Матушка Богородица была женщиной, представительницы прекрасного пола не выдерживали сравнения со своей небесной покровительницей, их сурово именовали сосудом дьявола.

Возможно, поэтому среди русского пантеона мучеников и страстотерпцев вплоть до XVIII века из более чем 300 имен, женских насчитывалось всего 26. Большинство их них принадлежало к знатным родам, либо были женами признанных святых.

Правовые основы и традиции семейной жизни в Древней Руси

Семейная жизнь в Древней Руси подчинялась строгим традициям.

Семейная жизнь в Древней Руси подчинялась строгим традициям, которые сохранялись неизменными в течении длительного времени.

Повсеместно распространенным явлением была семья (род), состоящая из множества родственников по мужской линии, обитающих под одной крышей.

В таком семействе, совместно со стареющими родителями, проживали их сыновья и внуки с семьями. Девушки после свадьбы уходили в другую семью, в другой род. Между членами рода были запрещены брачные союзы.

Иногда взрослые сыновья по разным причинам отделялись от своего рода и образовывали новые семьи, которые состояли из мужа, жены и их малолетних детей.

Православная церковь взяла под контроль и саму семейную жизнь, и ее начало - обряд бракосочетания, объявив его священным таинством. Однако, поначалу, в XI веке, к нему прибегали только представители знати, и то, скорей, в целях поддержания статуса, чем религиозных убеждений.

Простолюдины предпочитали обходиться без помощи священников в этом вопросе, так как не видели в церковном венчании смысла, ведь русские свадебные традиции были самодостаточны и являлись не просто веселым развлечением.

Несмотря на усилия, направленные на искоренение внецерковных браков, церковному суду приходилось признавать их законными при решении тяжб, касающихся семейных вопросов: развода и раздела имущества. Дети, рожденные в браках, не освященных церковью, тоже имели право на наследование наравне с венчанными браками.

В древнерусском законодательстве XI века, представленном «Уставом князя Ярослава», есть ряд нормативных актов, касающихся семьи и брака. Даже сговор между сватами был регламентируемым явлением.

Например, отказ от женитьбы со стороны жениха после того, как произошло сватовство, считался обидой для невесты и требовал солидной компенсации. Причем сумма, взимаемая в пользу митрополита, была вдвое большей, нежели в пользу обиженной стороны.

Церковь ограничивала возможность вступления в повторные браки, их должно было быть не больше двух.

К XII веку влияние церкви на семейную жизнь стало более ощутимым: были запрещены браки между родственниками вплоть до шестого колена, в Киевском и Переяславском княжествах практически исчезла полигамия, похищение невесты стало лишь игровым элементом свадебного обряда.

Были установлены нормы брачного возраста, в брак могли вступать лишь мальчики, достигшие 15-летия и 13-14-летние девочки. Правда, данное правило не всегда соблюдалось в реальности и браки более юных подростков были нередки.

Также противоправными были браки между людьми с большой разницей в возрасте, престарелыми людьми (старухами в то время считались уже 35-летние).

Семейные союзы между знатными мужчинами и женщинами низшего класса не считались законными с точки зрения церкви и не признавались. Крестьянки и рабыни были по сути наложницами в отношениях со знатным мужчиной, не имея законного статуса или правовой защиты ни для себя, ни для детей.

По положениям «Пространной правды» (переложения «Устава князя Ярослава», сделанного в XII веке), брак вольного гражданина древнерусского общества с холопкой, а также и обратный вариант, когда мужем становился закабаленный человек, вел к закабалению свободного гражданина или гражданки.

Таким образом, в реальности свободный человек не мог жениться на рабыне (холопке): это бы сделало его самого рабом. То же самое происходило, если женщина была свободной, а мужчина в кабале.

Холопы разных господ не имели возможности пожениться, если только хозяева не договорились продать одного из них во владение другого, чтобы оба супруга принадлежали одному барину, что в условиях пренебрежительного отношения господ к холопам было крайне редким явлением. Поэтому фактически холопы могли только рассчитывать на брак с кем-то из смердов того же господина, обычно из той же деревни.

Классово неравные союзы были невозможны. Да барину и не нужно было жениться на своей холопке, ею можно было пользоваться и так.

Церковь ограничивала возможность вступления в повторные браки, их должно было быть не больше двух. Третье венчание в течение долгого времени являлось противоправным как для жениха и невесты, так и для совершившего таинство священника, даже в том случае, если он не знал о предыдущих женитьбах.

Выдать дочь замуж было обязанностью родителей, невыполнение которой каралось тем выше, чем знатнее была девушка.

Причины, по которым семейная жизнь была прервана (вдовство), в данном случае не имели значения. Позднее, по следующим редакциям правовых норм от XIV-XV веков, законодательство проявило некоторую снисходительность к молодым людям, рано овдовевшим в двух первых браках и не успевшим заиметь детей, в виде дозволения на третий.

Родившиеся от третьего и последующего браков в эти времена дети стали иметь право на наследство.

В «Уставе князя Ярослава» (который появился примерно на рубеже XI-XII веков) были предусмотрены обязательства родителей перед детьми, по которым отпрыски должны быть материально обеспечены и устроены в семейной жизни.

Выдать дочь замуж было обязанностью родителей, невыполнение которой каралось тем выше, чем знатнее была девушка: «Если девушка из великих бояр не выйдет замуж, родители платят митрополиту 5 гривен золота, а меньших бояр - гривна золота, а нарочитых людей - 12 гривен серебра, а простой чади - гривна серебра». Эти деньги шли в церковную казну.

Такие жесткие санкции заставляли родителей торопиться с замужеством и женитьбой. Мнение детей особо не спрашивали.

Принуждение к браку было повсеместным явлением. В результате женщины порой решались на самоубийство, если брак был постылым. В этом случае родителей тоже наказывали: «Если девушка не захочет замуж, а отец и мать выдадут силой, а она что-либо сделает над собой, отец и мать отвечают перед митрополитом».

При смерти родителей забота о незамужней сестре (замужество, обеспечение приданым) ложилась на ее братьев, которые были обязаны дать ей в приданое, что смогут. Наследства при наличии в семье сыновей дочери не получали.

Мужчина в древнерусской семье был основным добытчиком. Женщина в основном занималась хозяйственными делами и детьми. Детей рождалось много, но большая часть из них не доживала до отрочества.

От нежелательной беременности пытались избавиться с помощью знахарских средств (“зелья”), хотя таковые действия считались грехом. Потерять ребенка в результате работы не считалось грехом и за это не налагалась епитимья.

В старости за родителями смотрели дети. Общество помощи старикам не оказывало.

Женщина в случае развода или смерти мужа имела право только на свое приданое, с которым она пришла в дом жениха.

В языческой традиции добрачные сексуальные связи считались нормальным делом. Но с укоренением христианских традиций рождение внебрачного ребенка стало подобно клейму для женщины. Ей оставалось только уйти в монастырь, брак для нее был более невозможен. Вина за рождение внебрачного ребенка накладывалась на женщину. Не только незамужние девицы, но и вдовы подвергались такому же наказанию.

Основным правообладателем семейного имущества был мужчина. Женщина в случае развода или смерти мужа имела право только на свое приданое, с которым она пришла в дом жениха. Наличие этого имущества позволяло ей выйти замуж повторно.

По ее кончине приданое наследовали только родные дети женщины. Размер приданого варьировался в зависимости от социального положения его хозяйки, у княгини во владении мог быть целый город.

Отношения между супругами регулировались законом. Он обязывал каждого из них заботится друг о друге во время болезни, оставить больного супруга было незаконно.

В семейных делах решения оставались за мужем. Муж представлял интересы жены во взаимоотношениях с обществом. Он же имел право наказать ее, причем муж автоматически был прав в любых случаях, в выборе наказания он тоже был свободен.

Побои чужой жены не разрешались, в этом случае мужчина подвергался наказанию церковной власти. Свою же жену наказывать было можно и нужно. Решение мужа в отношение своей жены было законом.

Отношения супругов выносились на сторонний суд только при рассмотрении дел о разводе.

Перечень оснований для развода был короток. Основные причины: измена мужу и случай, когда муж физически не мог исполнять супружеские обязанности. Такие варианты были перечислены в новгородских правилах XII века.

В семейных делах решения оставались за мужем: бить жену и детей было не только его правом, но обязанностью.

Возможность развода рассматривалась также в том случае, если отношения в семье были совершенно невыносимы, например, если муж пропивал имущество жены - но в этом случае накладывалась епитимья.

Супружеская неверность мужчины также погашалась исполнением епитимьи. Изменой считался только контакт мужа с чужой женой. Поводом для развода неверность мужа не являлась, хотя с XII-XIII века измена жены стала уважительной причиной для расторжения брака, при наличии свидетелей ее проступка. Даже просто общение с чужими людьми вне дома считалось угрозой чести мужа и могло повлечь развод.

Также муж был вправе требовать развода, если жена пыталась покуситься на его жизнь или ограбить, либо стала соучастницей подобных действий.

Поздние редакции правовых документов дали возможность жене тоже требовать развода, если муж бездоказательно обвинял ее в измене, то есть у него не было свидетелей, либо же если он пытался ее убить.

Брак, не только освященный, но и невенчанный, пытались сохранить и власти, и церковь. Расторжение церковного брака стоило вдвое дороже - 12 гривен, невенчанного - 6 гривен. По тем временам это были немалые деньги.

Законодательство XI века предусматривало ответственность за незаконные разводы и бракосочетания. Мужчина, оставивший первую жену, и вступивший в неправомочный брак со второй, в результате судебного решения, должен был возвратиться к законной супруге, выплатить ей определенную сумму в виде компенсации за обиду и не забыть про пеню в адрес митрополита.

Если же к другому мужчине уходила жена, отвечал за этот проступок ее новый, незаконный муж: он должен был выплатить «продажу», иначе говоря, штраф, церковным властям. Согрешившая женщина помещалась в церковный дом для искупления своего неправедного деяния.

А вот мужчины, как первый, так и второй (после соответствующей епитимьи), впоследствии могли наладить свою личную жизнь, создав новую семью с одобрения церкви.

О том, что ждало детей после развода их родителей, нигде не упомянуто, законодательство не занималось решением их судьбы. При ссылке жены в монастырь, как и при ее смерти, дети могли остаться с семьей мужа, под приглядом теток и бабок.

Примечательно, что в Древней Руси XI века слово “сирота” означало свободного крестьянина (крестьянку), а вовсе не оставшегося без родителей ребенка. Родители имели большую власть над детьми, могли даже отдать их в холопы. За смерть ребенка отец приговаривался к году тюрьмы и штрафу. За убийство родителей дети приговаривались к казни. Жаловаться на родителей детям запрещалось.

Положение женщины на Руси в период самодержавия

Шестнадцатый век был временем бурных изменений на Руси. Управлял страной в это время родовитый отпрыск, прославившийся как царь Иван Грозный. Новый великий князь стал правителем в 3 года, а царем в 16.

Титул «Царь» здесь важен, потому что он действительно был первым, кому официально присвоили это звание. «Грозный», потому что его царствование ознаменовалось такими испытаниями для русского народа, которые даже ему, вечному труженику и страдальцу, показались страшными.

Именно с посыла царя Ивана Грозного возникла сословно-представительная монархия, переходная форма на пути к абсолютизму. Цель была достойная - возвышение царского престола и страны в целом перед прочими государствами Европы и Востока (территория Руси увеличилась под руководством Грозного в 2 раза). Для контроля над новыми территориями и подавления попыток противостояния все более абсолютной власти царя был задействован внутренний террор - опричнина.

Царствование Ивана Грозного ознаменовалось страшными испытаниями для русского народа.

Но правовая основа искомых изменений не соответствовала целям: право было неспособно справиться с грубостью нравов. Никто, ни простой люд, ни знать, ни сами же опричники не чувствовали себя в безопасности.

Только под бдительным взором начальства соблюдалась видимость порядка. Как только начальник не был в состоянии заметить нарушения, каждый стремился ухватить, что мог. «Отчего не воровать, коли некому унять», - гласит русская поговорка, современная эпохе Грозного.

“Воровством” называли любой проступок, включая убийство и бунт. Прав был тот, кто сильнее. В обществе шла борьба обычая и указа: освященные временем традиции противоречили нововведениям. Результатом мозаичного права стали беспредел и запуганность.

Именно в эту эпоху стала популярной знаменитая книга «Домострой». Она представляла собой поучение, адресованное сыну и заключавшее в себе советы на все случаи жизни, прежде всего семейной, а также серьезный нравственный посыл, тесно переплетенный с христианскими заповедями о смирении и милосердии, благородстве и трезвом образе жизни.

Начальный вариант относится к концу XV века. Впоследствии книга была усовершенствована протопопом Сильвестром, наставником самого царя Ивана Грозного. Заповеди этого труда поначалу нашли отклик в душе молодого самодержца. Но после смерти первой жены Анастасии, с которой он прожил более 13 лет, царь изменился. Властелин всея Руси, по отдельным источникам, хвастался наличием сотен наложниц, только официальных жен у него было как минимум 6.

После “Домостроя” в русскоязычной социальной культуре не предпринималось подобной попытки урегулировать всеобъемлющий круг ответственности в бытовой жизни, особенно семейной. Из документов нового времени с ним можно сопоставить только разве что “Моральный кодекс строителя коммунизма”. Схожесть и в том, что идеалы “Домостроя”, как и принципы морального кодекса строителя коммунизма, в большинстве своем так и остались призывами, а не реальной нормой жизни людей.

Философия «Домостроя»

Вместо жестоких наказаний «Домострой» предлагал поучение женщины розгами, аккуратно и без свидетелей. Вместо привычной клеветы и доносов находим призывы не распускать слухов и не слушать ябедников.

По данному учению смирение должно сочетаться с твердостью убеждений, рачительность и трудолюбие - с щедростью к гостям, церкви, сирым и убогим. Строго осуждались болтливость, леность, расточительность, вредные привычки, попустительство к слабостям других.

В первую очередь это относилось к женам, которые, по словам книги, должны быть молчаливыми, трудолюбивыми и верными исполнительницами воли своего мужа. Их общение с домашней челядью должно ограничиваться руководящими указаниями, с посторонними людьми не рекомендуется общаться совсем, а особенно с подругами, «бабками-потворницами», отвлекающими жену от ее непосредственных обязанностей разговорами и сплетнями, которые, с точки зрения «Домостроя», очень вредны. Незанятость и свобода рисуются как зло, а подчинение - как добро.

«Домострой» был популярен в течение XVI-XVII веков; с наступлением петровских времен к нему стали относиться с иронией.

Иерархическое положение на лестнице определяет степень свободы и контроля. Высокое положение налагает обязанность принимать решения и контролировать их выполнение. Нижестоящие могут не задумываться о планах, их задача - беспрекословное подчинение. Молодая женщина находится внизу семейной иерархии, ниже ее только малые дети.

Царь отвечает за страну, муж - за семью и их проступки. Именно поэтому на вышестоящего возложена обязанность карать подчиненных, в том числе за непослушание.

Компромиссный подход ожидался только с женской стороны: жена сознательно теряет все свои права и свободы в обмен на привилегию защищенности авторитетом мужа. Муж, в свою очередь, имеет полный контроль над женой, отвечая за нее перед обществом (как и в Древней Руси).

Слово «замуж» в этом плане показательно: жена именно находилась «за» мужем, не функционировала без его позволения.

«Домострой» был очень популярен в течение XVI-XVII веков, однако, с наступлением петровских времен, к нему стали относиться с иронией и насмешкой.

Терем - девичья темница

Позор ждал семью, выдавшую замуж дочь “не чистой”: дабы этого избежать, девушка заключалась в терем.

Согласно обычаям времен «Домостроя», знатная невеста должна быть невинна до своей свадьбы. Это качество девицы было основным требованием к ней, помимо имущественных или бытовых.

Позор ждал семью, выдавшую замуж дочь “не чистой”. Профилактические меры в данном случае были просты и незатейливы: девушка заключалась в терем. В зависимости от благосостояния семьи, к которой она принадлежала, а речь в данном случае идет о представителях знатных фамилий, это могла быть целая башенка в типичном для того времени доме-тереме, либо одна, а, может быть, и несколько светелок.

Изоляция создавалась максимальная: из мужчин имели право входить только отец либо священник. Компанию девушке составляли ее родственницы, дети, служанки, нянюшки. Вся их жизнь состояла в болтовне, чтении молитв, шитье и вышивании приданого.

Богатство и высокородное положение девицы уменьшало вероятность замужества, потому что было непросто найти равного по положению жениха. Такое домашнее заточение могло быть пожизненным. Другие варианты покинуть терем были следующие: выйти замуж хоть за кого-нибудь или уйти в монастырь.

Впрочем, жизнь высокородной замужней женщины мало отличалась от жизни невесты - то же самое одиночество в ожидании мужа. Если эти женщины покидали терем, то либо для прогулки за высоким садовым забором, либо для поездки в карете с задвинутыми занавесками и массой сопровождающих мамок-нянек.

Все эти правила не касались женщин простого происхождения, так как семья нуждалась в их труде.

К концу XVII правила в отношении знатных женщин начали смягчаться. Например, Наталье Нарышкиной, жене царя Алексея Михайловича, было разрешено ездить в карете, выставляя напоказ свое лицо.

Жизнь девушки в тереме состояла в болтовне, чтении молитв, шитье и вышивании приданого.

Русские свадебные обычаи

До свадьбы знатные жених и невеста частенько не видели друг друга.

Свадебные традиции на Руси были строги и последовательны, отступления от них были невозможны. Поэтому - сговорились родители поженить своих детей, сошлись друг с другом по имущественным вопросам, - пиру быть.

Неважно, что отпрыски пока не в курсе родительских планов на их судьбу, неважно, что девочка еще играет в куклы, а мальчика только-только усадили на лошадь, - главное, чтобы партия была выгодной.

Юный брачный возраст был типичным явлением для России, особенно в знатных родах, где брак детей был средством для извлечения экономической или политической выгоды.

Времени между помолвкой и свадьбой могло пройти много, дети успевали подрасти, но имущественные договоренности оставались в силе. Подобные традиции способствовали изоляции каждой из социальных прослоек, мезальянсы в то время были чрезвычайно редки.

До свадьбы знатные жених и невеста частенько не видели друг друга, личное знакомство между брачующимися было не обязательно, и, уж тем более, они не смели возражать против решения их судьбы. В первый раз лицо своей суженой молодой человек мог узреть лишь во время церемонии, где он уже ничего не мог поменять.

Петр I ввел много изменений в систему заключения браков.

На венчании девушка была спрятана с головы до ног под богатым нарядом. Недаром этимологическое значение слова «невеста» - «неизвестная».

Фата и покрывала с невесты снимались на свадебном застолье.

Свадебная ночь была временем открытий, и не всегда приятных, но возврата назад уже не было. Девичьи “гаданья” о будущем суженом были попыткой девушек-подростков как-то выяснить свою будущую судьбу, ведь повлиять на нее они имели мало возможности.

Петр I логично предположил, что в таких семьях мало шансов для появления полноценных потомков, а это - прямой убыток для государства. Он начал активные действия против традиционной русской системы заключения браков.

В частности, в 1700-1702 гг. законодательно было утверждено, что между обручением и бракосочетанием должно пройти как минимум 6 недель. За это время молодые люди имели право изменить свое решение относительно брака.

Позднее, в 1722 году, царь Петр пошел в этом направлении еще далее, запретив скреплять браки в церкви, если кто-то из новобрачных против венчания.

Однако, Петр, из соображений высокой политики, сам же изменил собственным убеждениям и заставил царевича Алексея жениться на девушке из немецкой королевской фамилии. Она принадлежала к иной вере, протестантской, это очень отвращало от нее Алексея, который, благодаря материнскому воспитанию, был привержен русским православным традициям.

Опасаясь гнева отца, сын выполнил его волю, и этот брак дал начало длительному (в течении двух столетий) обычаю выбора для представителей семьи Романовых супругов германских кровей.

Петр I запретил скреплять браки в церкви, если кто-то из новобрачных против венчания.

Значительно проще относились к созданию семьи представители низов. Девушки из крепостных крестьян, прислуги, городские простолюдинки не были абстрагированы от общества, как знатные красавицы. Они были бойкими, общительными, хотя и на них действовали принятые в обществе и поддерживаемые церковью моральные установки.

Общение девушек-простолюдинок с противоположным полом было свободным, к этому приводила их совместная трудовая деятельность, посещение церкви. В храме мужчины и женщины находились по разные стороны, но могли видеть друг друга. В результате браки по взаимной симпатии были распространенным явлением среди крепостных, особенно проживавших в больших или отдаленных имениях.

Крепостные, служащие при доме, оказывались в худшем положении, так как хозяин создавал семьи среди слуг, исходя из собственных интересов, которые редко совпадали с личными симпатиями подневольных людей.

Наиболее печальной была ситуация, когда любовь возникала между молодыми людьми из поместий разных владельцев. В XVII веке допускалась возможность перехода крепостного в другое имение, но для этого ему необходимо было выкупиться, сумма была высокой, но все зависело от доброй воли владельца, который был не заинтересован в потере рабочей силы.

Царь Петр I с помощью того же указа от 1722 года учитывал возможность вступления в брак по собственному желанию даже для крестьян, в том числе и крепостных. Но Сенат дружно воспротивился подобному нововведению, угрожавшему их материальному благополучию.

И, несмотря на то, что указ был пущен в действие, судьбу крепостных он не облегчил ни при Петре, ни в дальнейшие годы, что подтверждает ситуация, описанная Тургеневым в рассказе «Муму» в 1854 году, где служанку выдают замуж за нелюбимого человека.

А были ли разводы?

Разводы имели место на Руси.

Как уже писалось выше, разводы на Руси имели место из-за неверности одного из супругов, отказа жить совместно, при осуждении одного из супругов. Женщины в результате разводов часто попадали в монастырь.

Петр I изменил и это, несовершенное, на его взгляд, законодательство, с помощью указа Синода от 1723 года. Женщины, которые стали причиной развода, а, стало быть, оказались виновными с точки зрения церкви, вместо монастыря отсылались в работный дом, где они приносили пользу, в отличие от пребывания в монастыре.

Мужчины не реже, чем женщины, подавали прошение на развод. В случае положительного решения, жена обязана была покинуть дом мужа вместе со своим приданым, однако, мужья порой не отдавали имущество супруги, угрожали ей. Единственным спасением для женщин был все тот же монастырь.

Известен пример знатной семьи Салтыковых, где дело о разводе, после многолетних разбирательств, завершилось отказом в расторжении брака, несмотря на подтвержденное жестокое отношение к женщине со стороны мужа.

Супруге, в результате полученного на её прошение отказа, пришлось уйти в монастырь, так как ей было не на что жить.

Сам Петр не избежал соблазна сбыть опостылевшую ему жену Евдокию под монастырские своды, более того, ей пришлось там принять постриг вне собственного желания.

Позднее, по указу Петра, насильственно постриженным женщинам позволили вернуться к светской жизни и дали разрешение на повторное замужество. В случае ухода жены в монастырь, брак с ней теперь продолжал считаться действительным, собственность женщины была для мужа недоступна. В результате таких нововведений родовитые мужчины прекратили ссылать своих жен в монастырь с прежней частотой.

В случае развода жена покидала дом мужа вместе со своим приданым, однако, мужья порой его не хотели отдавать.

Права женщины на протяжении XVI – XVIII веков

В XVI-XVII веках собственность находилась в полном распоряжении знатных женщин.

В XVI-XVII веках в правах женщин произошли изменения.

Собственность теперь находилась в полном распоряжении знатных женщин. Они имели возможность завещания своего состояния кому угодно, муж не являлся безусловным наследником жены. По смерти мужа вдова распоряжалась его имуществом, выступала опекуншей детей.

Имение для знатной женщины было возможностью проявить себя полновластной правительницей. Женщины из высших сословий признавались в качестве свидетельниц в суде.

Социальное положение женщин, принадлежащих к низшим слоям общества, отличалось от статуса знати. Крепостные крестьянки были бесправны настолько, что даже их одежда и прочие вещи являлись собственностью господина или госпожи. Женщины низшего сословия могли давать показания в судебных органах лишь в том случае, если разбирательство происходило в отношении человека той же социальной категории.

XVI-XVII века для закрепощенного населения России стали апогеем подневольного состояния. Их полностью зависимое от хозяев положение подтверждалось законодательно и жестко контролировалось. Они подлежали продаже, как домашние животные. В XVIII веке на рынках в крупных городах страны, например, в Санкт-Петербурге, имелись торговые ряды, где были представлены крепостные для реализации.

Крепостные продавались поодиночке и семьями, с прикрепленным ко лбу ценником. Цены были разные, но даже самый крепкий, молодой и здоровый крепостной, ценился дешевле породистого коня.

С развитием государственных структур, обязанностью помещиков, дворян стала служба на пользу государства, чаще всего военная. Платой за службу являлись поместья, отданные им во временное пользование на период службы.

Начиная с XVIII века за смерть женщины мужчина отвечал своей головой.

В случае гибели служащего, земли с проживающими на ней крепостными крестьянами возвращались государству, а вдове приходилось оставлять насиженное место, часто она оставалась без жилья и средств к существованию. Частым выходом в такой трудной ситуации был монастырь. Впрочем, более молодые женщины могли вновь найти себе мужа, обеспечить своих детей.

Судебное законодательство было по-прежнему более сурово к женщине. За убийство собственного супруга жена всегда наказывалась казнью, независимо от причины такого поступка. Например, в XVI веке убийцу супруга зарывали в землю живой по плечи. Этот способ применялся до начала царствования Петра I, который отменил подобный средневековый пережиток.

Мужчина в аналогичных ситуациях до XVIII века строго не наказывался, лишь Петр Великий исправил эту несправедливость, и теперь за смерть женщины мужчина отвечал своей головой. Одновременно изменились и законы по отношению к детям, раньше отец имел право поступать со своими отпрысками, как ему вздумается, теперь же смерть ребенка также каралась казнью.

Вскоре после принятия данного закона, он был применен в отношении фрейлины Мэри Гамильтон, которая имела любовную связь с императором. Женщина, родив от Петра ребенка, умертвила его. Несмотря на многочисленные просьбы о снисхождении, женщину казнили по основному обвинению: детоубийство.

В течение долгого времени, начиная с языческих времен и до Петровских реформ, положение женщин менялось, порой кардинально, от довольно свободного при язычестве до совершенно бесправного, «теремного», в период XVI-XVII веков. С приходом к власти династии Романовых правовая ситуация в отношении женщин вновь претерпела изменения, терема стали уходить в прошлое.

Эпоха императора Петра революционным образом перевернула жизнь российской женщины в соответствии с теми переменами, которые пережила страна во всех социальных сферах под руководством царя-реформатора - на западный манер.

План | |Стр. | |Введение |2 | |1. Положение женщины в Древней Руси |3 | |2. Брак и сексуальные отношения |7 | |3. Русский народный женский костюм |12 | |Заключение |16 | Список литературы |17 | | Введение. Древнерусское общество - типично мужская, патриархальная цивилизация, в которой женщины занимают подчиненное положение и подвергаются постоянному угнетению и притеснению. В Европе трудно найти страну, где даже в XVIII-Х1Х веках избиение жены мужем считалось бы нормальным явлением и сами женщины видели бы в этом доказательство супружеской любви. В России же это подтверждается не только свидетельствами иностранцев, но и исследованиями русских этнографов. В то же время русские женщины всегда играли заметную роль не только в семейной, но и в политической и культурной жизни Древней Руси. Достаточно вспомнить великую княгиню Ольгу, дочерей Ярослава Мудрого, одна из которых -- Анна прославилась в качестве французской королевы, жену Василия I, великую княгиню Московскую Софью Витовтовну, новгородскую посадницу Марфу Борецкую, возглавившую борьбу Новгорода против Москвы, царевну Софью, целую череду императриц XVIII века, княгиню Дашкову и других. В русских сказках присутствуют не только образы воинственных амазонок, но и беспрецедентный, по европейским стандартам, образ Василисы Премудрой. Европейских путешественников и дипломатов XVIII - начала Х1Х в. удивляла высокая степень самостоятельности русских женщин, то, что они имели право владеть собственностью, распоряжаться имениями и т.д. Французский дипломат Шарль-Франсуа Филибер Массон считает такую "гинекократию" противоестественной, русские женщины напоминают ему амазонок, социальная активность которых, включая любовные отношения, кажется ему вызывающей. 1. Положение женщины в Древней Руси. Женщины редко упоминаются в летописных источниках. Например, в "Повести временных лет" сообщений, связанных с представительницами прекрасного пола, в пять раз меньше, чем "мужских". Женщины рассматриваются летописцем преимущественно как предикат мужчины (впрочем, как и дети). Именно поэтому на Руси до замужества девицу часто называли по отцу, но не в виде отчества, а в притяжательной форме: Володимеряя, а после вступления в брак - по мужу (в такой же, как и в первом случае посессивной, владельческой форме; ср. оборот: мужняя жена, т.е. принадлежащая мужу). Едва ли не единственным исключением из правила стало упоминание жены князя Игоря Новгород-Северского в "Слове о полку Игореве" - Ярославна. Кстати, это послужило А.А. Зимину одним из аргументов для обоснования поздней датировки "Слова". Весьма красноречиво говорит о положении женщины в семье цитата из "мирских притч", приведенная Даниилом Заточником (XII в.): "Ни птица во птицах сычь; ни в зверез зверь еж; ни рыба в рыбах рак; ни скот в скотех коза; ни холоп в холопех, хто у холопа работает; ни муж в мужех, кто жены слушает". Деспотические порядки, получившие широкое распространение в древнерусском обществе, не обошли стороной и семью. Глава семейства, муж, был холопом по отношению к государю, но государем в собственном доме. Все домочадцы, не говоря уже о слугах и холопах в прямом смысле слова, находились в его полном подчинении. Прежде всего это относилось к женской половине дома. Считается, что в древней Руси до замужества девушка из родовитой семьи, как правило, не имела права выходить за пределы родительской усадьбы. Мужа ей подыскивали родители, и до свадьбы она его обычно не видела. После свадьбы ее новым "хозяином" становился супруг, а иногда (в частности, в случае его малолетства - такое случалось часто) и тесть. Выходить за пределы нового дома, не исключая посещения церкви, женщина могла лишь с разрешения мужа. Только под его контролем и с его разрешения она могла с кем-либо знакомиться, вести разговоры с посторонними, причем содержание этих разговоров также контролировалось. Даже у себя дома женщина не имела права тайно от мужа есть или пить, дарить кому бы то ни было подарки либо получать их. В российских крестьянских семьях доля женского труда всегда была необычайно велика. Часто женщине приходилось браться даже за соху. При этом особенно широко использовался труд невесток, чье положение в семье было особенно тяжелым. В обязанности супруга и отца входило "поучение" домашних, состоявшее в систематических побоях, которым должны были подвергаться дети и жена. Считалось, что человек, не бьющий жену, "дом свой не строит" и "о своей душе не радеет", и будет "погублен" и "в сем веке и в будущем". Лишь в XVI в. общество попыталось как-то защитить женщину, ограничить произвол мужа. Так, "Домострой" советовал бить жену "не перед людьми, наедине поучить" и "никако же не гневатися" при этом. Рекомендовалось "по всяку вину" (из-за мелочей) "ни по виденью не бите, ни под сердце кулаком, ни пинком, ни посохом не колотить, никаким железным или деревяным не бить". Такие "ограничения" приходилось вводить хотя бы в рекомендательном порядке, поскольку в обыденной жизни, видимо, мужья не особенно стеснялись в средствах при "объяснении" с женами. Недаром тут же пояснялось, что у тех, кто "с сердца или с кручины так бьет, много притчи от того бывают: слепота и глухота, и руку и ногу вывихнут и перст, и главоболие, и зубная болезнь, а у беременных жен (значит били и их!) и детем поврежение бывает в утробе". Вот почему давался совет избивать жену не за каждую, а лишь за серьезную провинность, и не чем и как попало, а "соймя рубашка, плеткою вежливенько (бережно!) побить, за руки держа". В то же время следует отметить, что в домонгольской Руси женщина обладала целым рядом прав. Она могла стать наследницей имущества отца (до выхода замуж). Самые высокие штрафы платились виновными в "пошибании" (изнасиловании) и оскорблении женщин "срамными словами". Рабыня, жившая с господином, как жена, становилась свободной после смерти господина. Появление подобных правовых норм в древнерусском законодательстве свидетельствовало о широкой распространенности подобных случаев. Существование у влиятельных лиц целых гаремов фиксируется не только в дохристианской Руси (например, у Владимира Святославича), но и в гораздо более позднее время. Так, по свидетельству одного англичанина, кто-то из приближенных царя Алексея Михайловича отравил свою жену, поскольку она высказывала недовольство по поводу того, что ее супруг содержит дома множество любовниц. Вместе с тем в некоторых случаях женщина, видимо, и сама могла стать настоящим деспотом в семье. Трудно, конечно, сказать, что повлияло на взгляды авторов и редакторов популярных в Древней Руси "Моления" и "Слова", приписываемых некоему Даниилу Заточнику, - детские впечатления об отношениях между отцом и матерью либо собственный горький семейный опыт, однако в этих произведениях женщина вовсе не выглядит столь беззащитной и неполноправной, как может представиться из вышеизложенного. Послушаем, что говорит Даниил. "Или речеши, княже: женися у богатого тестя; ту пеи, и ту яжь. Лутче бо ми трясцею болети; трясца бо, потрясчи, отпустит, а зла жена и до смерти сушит... Блуд во блудех, кто поимет злу жену прибытка деля или тестя деля богата. То лучше бы ми вол видети в дому своем, нежели жену злообразну... Лучше бы ми железо варити, нежели со злою женою быти. Жена бо злообразна подобна перечесу (расчесанному месту): сюда свербит, сюда болит". Не правда ли, предпочтение (пусть и в шутку) самого тяжелого ремесла - варки железа жизни со "злой" женой кое о чем говорит? Однако настоящую свободу женщина обретала лишь после смерти мужа. Вдовы пользовались большим уважением в обществе. Кроме того, они становились полноправными хозяйками в доме. Фактически, с момента смерти супруга к ним переходила роль главы семейства. Вообще же, на жене лежала вся ответственность за ведение домашнего хозяйства, за воспитание детей младшего возраста. Мальчиков - подростков передавали потом на обучение и воспитание "дядькам" (в ранний период, действительно дядькам по материнской линии - уям, считавшимся самыми близкими родственниками-мужчинами, поскольку проблема установления отцовства, видимо, не всегда могла быть решена). 2. Брак и сексуальные отношения. В средневековом обществе особую ценность имело "удручение плоти". Христианство напрямую связывает идею плоти с идеей греха. Развитие "антителесной" концепции, встречающейся уже у апостолов, идет по пути "дьяволизации" тела как вместилища пороков, источника греха. Учение о первородном грехе, который вообще-то состоял в гордыне, со временем приобретало все более отчетливую антисексуальную направленность. Параллельно с этим в официально-религиозных установках шло всемерное возвеличивание девственности. Однако сохранение девушкой "чистоты" до брака, видимо, первоначально ценилось лишь верхушкой общества. Среди "простецов", по многочисленным свидетельствам источников, на добрачные половые связи на Руси смотрели снисходительно. В частности, вплоть до XVII в. общество вполне терпимо относилось к посещению девицами весенне-летних "игрищ", предоставлявших возможность до- и внебрачных сексуальных контактов: "Егда бо придет самый этот праздник, мало не весь град возьмется в бубны и в сопели... И всякими неподобными играми сотонинскими плесканием и плесанием. Женам же и девкам - главан накивание и устам их неприязнен клич, всескверные песни, хрептом их вихляние, ногам их скакание и топтание. Тут есть мужем и отроком великое падение ни женское и девичье шатание. Тако же и женам мужатым беззаконное осквернение тут же..." Естественно, участие девушек в подобных "игрищах" приводило - и, видимо, нередко - к "растлению девства". Тем не менее даже по церковным законам это не могло служить препятствием для вступления в брак (исключение составляли только браки с представителями княжеской семьи и священниками). В деревне же добрачные сексуальные контакты как юношей, так и девушек считались едва ли не нормой. Специалисты отмечают, что древнерусское общество признавало за девушкой право свободного выбора сексуального партнера. Об этом говорит не только длительное сохранение в христианской Руси обычая заключения брака "уводом", путем похищения невесты по предварительному сговору с ней. Церковное право даже предусматривало ответственность родителей, запретивших девушке выходить замуж по ее выбору, если та "что створить над собою". Косвенно о праве свободного сексуального выбора девушек свидетельствуют довольно суровые наказания насильников. "Растливший девку осильем" должен был жениться на ней. В случае отказа виновник отлучался от церкви или наказывался четырехлетним постом. Пожалуй, еще любопытнее, что вдвое большее наказание ожидало в XV-XVI вв. тех, кто склонил девицу к интимной близости "хытростию", обещая вступить с ней в брак: обманщику грозила девятилетняя епитимья (религиозное наказание). Наконец, церковь предписывала продолжать считать изнасилованную девицей (правда, при условии, если она оказывала сопротивление насильнику и кричала, но не было никого, кто мог бы прийти на помощь). Рабыня, изнасилованная хозяином, получала полную свободу вместе со своими детьми. Основой новой, христианской, сексуальной морали явился отказ от наслаждений и телесных радостей. Самой большой жертвой новой этики стал брак, хоть и воспринимавшийся как меньшее зло, чем распутство, но все же отмеченный печатью греховности. В Древней Руси единственный смысл и оправдание половой жизни виделся в продолжении рода. Все формы сексуальности, которые преследовали иные цели, не связанные с деторождением, считались не только безнравственными, но и противоестественными. В "Вопрошании Кириковом" (XII в.) они оценивались "акы содомъскый грех". Установка на половое воздержание и умеренности подкреплялась религиозно-этическими доводами о греховности и низменности "плотской жизни". Христианская мораль осуждала не только похоть, но и индивидуальную любовь, так как она якобы мешала выполнению обязанностей благочестия. Может создаться впечатление, что в такой атмосфере секс и брак были обречены на вымирание. Однако пропасть между предписаниями церкви и повседневной житейской практикой была очень велика. Именно поэтому древнерусские источники уделяют вопросам секса особое внимание. Согласно "Вопрошанию", супругам вменялось в обязанность избегать сексуальных контактов во время постов. Тем не менее это ограничение, видимо, достаточно часто нарушалось. Не зря Кирика волновал вопрос: "Достоить ли дати тому причащение, аже в великий пост съвкуплять с женою своею?". Епископ новгородский Нифонт, к которому он обращался, несмотря на свое возмущение подобными нарушениями "Ци учите, рече, вздержатися в говение от жен? Грех вы в том!" вынужден был пойти на уступки: "Аще не могут (воздержаться), а в переднюю неделю и в последнюю". Видимо, даже духовному лицу было понятно, что безусловного выполнения подобных предписаний добиться невозможно. Холостых "на Велик день (на Пасху), съхраншим чисто великое говение", разрешалось причащать несмотря на то, что те "иногда съгрешали". Правда, прежде следовало выяснить, с кем "съгрешали". Считалось, что блуд с "мужьскою женою" есть большее зло, чем с незамужней женщиной. Предусматривалась возможность прощения за подобного рода прегрешения. При этом нормы поведения для мужчин были мягче, чем для женщин. Провинившемуся чаще всего грозило лишь соответствующее внушение, в то время как на женщину накладывались довольно суровые наказания. Сексуальные запреты, установленные для женщин, могли и вовсе не распространяться на представителей сильного пола. Супругам, кроме того, предписывалось избегать сожительства в воскресные дни, а также по средам, пятницам и субботам, перед причащением и сразу после него, так как "в сии дни духовная жертва приносится Господу". Вспомним также, что родителям возбранялось зачатие ребенка в воскресенье, субботу и пятницу. За нарушение данного запрета родителям полагалась епитимья "две лета". Такие запреты опирались на апокрифическую литературу (в частности на так называемые "Заповедь святых отцов" и "Худые номоканунцы"), поэтому многие священники не считали их обязательными. Достойным наказания могло стать даже "нечистое" сновидение. Однако в таком случае следовало тщательно разобраться, был ли увидевший зазорный сон подвержен вожделению собственной плоти (если ему приснилась знакомая женщина) или его искушал сатана. В первом случае ему нельзя было причащаться, во втором же причаститься он был просто обязан. "ибо иначе скуситель (дьявол) не пререстанет нападать на него в то время, когда он должен приобщиться". Это касалось и священника: "Аще блазнь ("нечистый" сон) будеть от диавола в нощи, достоить ли служити на обеде, ополоснувшися, молитву въземше? - Аще, рече, прилежал будешь мыслью которей жене, то не достоить; аще.... сотона съблазнить, хот церковь оставити бе (без) службы, то ополоснувшеся служити". Интересно, что женщина представлялась большим злом, чем дьявол, поскольку естественное плотское влечение и связанные с ним эротические сны объявлялись нечистыми и недостойными сана священника (или человека вообще), тогда как такие же сны, вызванные предполагаемым дьявольским воздействием, заслуживали прощения. Стоит обратить внимание на то, что обязательный брак, установленный православной церковью для белого духовенства, в бытовом отношении сближал священника с его паствой. И быт женатого священнослужителя "выдвигал в сущности те же вопросы, которые затем приходилось решать попу применительно к своим детям" (Б.А. Романов) 3. Русский народный женский костюм Женская одежда состояла из длинной рубашки с рукавами. Поверх неё надевали сарафан, обычно шерстяной, а в южных областях носили клетчатую домотканую юбку-понёву, голову покрывали платком. Девушки могли ходить с открытой головой. Они, как правило, заплетали одну косу и украшали голову плотной лентой, обручем или венцом. Сверху, если было нужно, надевали платок. Замужняя женщина не имела права появляться при посторонних с открытой головой. Это считалось неприличным. Волосы у неё были заплетены в две косы, а на голову надевали богато украшенный твёрдый кокошник или особую мягкую шапочку – рогатую кичку, затем платок. В будни вместо парадного кокошника обычно надевали скромный повойник. Открытым у замужних женщин оставались лишь лицо да кисти рук. Одежду в крестьянской семье всегда делали женщины. Они обрабатывали лён, этот чудесный северный шёлк, пряли из него тонкие мягкие нитки. Долгой и трудной была обработка льна, но под сильными и ловкими руками крестьянок лён превращался и в белоснежные ткани и в суровые холсты, и в прекрасные кружева. Эти же руки шили одежду, красили нитки, вышивали праздничные наряды. Чем трудолюбивее была женщина, тем тоньше и белее были рубашки у всей семьи, тем замысловатее и красивее были на них узоры. Обучение всем женским работам начиналось с раннего детства. Маленькие девочки с шести-семи лет уже помогали взрослым в поле сушить лён, а зимой пробовали прясть из него нити. Для этого им давали специально сделанные детские веретёна и прялки. Подрастала девочка и с двенадцати-тринадцати лет начинала сама готовить себе приданое. Она пряла нитки и сама ткала холст, который хранили к свадьбе. Затем она шила себе и будущему мужу рубашки и необходимое бельё, вышивала эти вещи, вкладывая в работу всё своё умение, всю душу. Самыми серьёзными вещами для девушки считались свадебные рубашки для будущего жениха и для себя. Мужскую рубашку украшали вышивкой по всему низу, делали неширокую вышивку по вороту, а иногда и на груди. Долгие месяцы девушка готовила эту рубашку. По её работе люди судили, какая из неё будет жена и хозяйка, какая работница. После свадьбы, по обычаю, только жена должна была шить и стирать рубашки мужа, если не хотела, чтобы другая женщина отобрала у неё его любовь. Женская свадебная рубашка тоже была богато украшена вышивкой на рукавах, на плечах. Руки крестьянки – от них зависело благополучие семьи. Они всё умели делать, никогда не знали отдыха, они защищали слабого, были добрыми и ласковыми ко всем родным и близким. Поэтому их следовало украсить красиво вышитыми рукавами в первую очередь, чтобы люди сразу замечали их, проникались к ним особым уважением, понимая особую роль рук в жизни женщины-труженицы. Прясть и вышивать было принято в часы, свободные ото всех других работ. Обычно девушки собирались вместе в какой-нибудь избе и садились за работу. Сюда же приходили парни. Часто они приносили с собой балалайку и получался своеобразный молодёжный вечер. Девушки работали и пели песни, частушки, рассказывали сказки или просто вели оживлённый разговор. Вышивка на крестьянской одежде не только украшала её и радовала окружающих прелестью узоров, но и должна была защитить того, кто носил эту одежду, от беды, от злого человека. Отдельные элементы вышивки носили символическое значение. Вышила женщина ёлочки – значит, желает она человеку благополучной и счастливой жизни, потому что ель – это древо жизни и добра. Жизнь человека постоянно связана с водой. Поэтому к воде нужно относиться с уважением. С ней нужно дружить. И женщина вышивает на одежде волнообразные линии, располагая их в строго установленном порядке, как бы призывая водную стихию никогда не приносить несчастья любимому человеку, помогать ему и беречь его. Родился у крестьянки ребёнок. И его первую простую рубашечку она украсит вышивкой в виде прямой линии яркого, радостного цвета. Это прямая и светлая дорога, по которой должен идти её ребёнок. Пусть эта дорога будет для него счастливой и радостной. Вышивка на одежде, её символические узоры связывали человека с окружающим его миром природы, добрым и злым, хорошо знакомым и всегда новым для него. "Язык" этих символов был понятен людям, они чувствовали его поэтичность и красоту. Особую роль в русском костюме всегда играли пояски. Маленькая девочка, впервые севшая за ткацкий станок, начинала своё обучение ткачеству именно с пояска. Тканые разноцветные и рисунчатые пояски носили в основном мужчины, завязывая их спереди или чуть сбоку. Каждая невеста должна была обязательно выткать и подарить жениху такой поясок. Завязанный узлом, он становился символом нерушимой связи между мужем и женой, их благополучной жизни. Поясок невесты обовьётся вокруг тела жениха, сохранит его тепло, защитит от злого человека, считали люди. Кроме того, невеста дарила свои пояски всей многочисленной родне будущего мужа. Ведь она входила в новую семью, и с этими людьми ей тоже нужно было установить добрые и прочные отношения. Так пусть её яркие пояски украсят одежду новой родни, защитят от несчастья. Заключение. Многие старые и новые философы, фольклористы и психоаналитики говорят об имманентной женственности русской души и русского национального характера. В языке и народной культуре Россия всегда выступает в образе матери. Некоторые авторы делали из этого обстоятельства далеко идущие политические выводы, вплоть до неспособности России к политической самостоятельности, трактуя "вечно-бабье" начало российской жизни как "вечно- рабье" , тоскующее по сильной мужской руке. Другие суживают проблему до внутрисемейных отношений, подчеркивая, что в России "патриархат скрывает матрифокальность" : хотя кажется, что власть принадлежит отцу, в центре русского семейного мира, по которому ребенок настраивает свое мировоззрение, всегда стоит мать. Отец - фигура скорее символическая, всем распоряжается мать и дети ее больше любят. Список литературы. 1. С. Лесной «Откуда ты, Русь?» Ростов-на-Дону: «Донское слово», «Квадрат», 1995г. 2. Миролюбов Ю.П. "Сакральное Руси". Собрание сочинений в двух томах. Москва, издательство АДЕ "Золотой век", 1997г. 3. С.М. Соловьев Сочинения. В 18 кн. Кн I. Т. 1-2. «История России с древнейших времен». - М.: Голос, 1993. 4. В. Калугин «Идеалы русского эпоса» //Русь Многоликая- М.: Советский писатель, 1990. 5. Русские Веды. - М: Наука и религия, 1992. 6. А.К, Белов Изначалие. М.:НКДР, 1993. 7. Шишкина В.И., Пурынычева Г.М. История русской философии (XI-нач.XXвв.): Учебник - Йошкар-Ола: МарГТУ, 1997. 8. В.В. Седов Восточные славяне в VI-XIII вв. М: Наука, 1982
Для добавления страницы "Женщина в Древней Руси" в избранное нажмите Ctrl+D

План

Введение.

Древнерусское общество - типично мужская, патриархальная цивилизация, в которой женщины занимают подчиненное положение и подвергаются постоянному угнетению и притеснению. В Европе трудно найти страну, где даже в XVIII-Х1Х веках избиение жены мужем считалось бы нормальным явлением и сами женщины видели бы в этом доказательство супружеской любви. В России же это подтверждается не только свидетельствами иностранцев, но и исследованиями русских этнографов.

В то же время русские женщины всегда играли заметную роль не только в семейной, но и в политической и культурной жизни Древней Руси. Достаточно вспомнить великую княгиню Ольгу, дочерей Ярослава Мудрого, одна из которых -- Анна прославилась в качестве французской королевы, жену Василия I, великую княгиню Московскую Софью Витовтовну, новгородскую посадницу Марфу Борецкую, возглавившую борьбу Новгорода против Москвы, царевну Софью, целую череду императриц XVIII века, княгиню Дашкову и других. В русских сказках присутствуют не только образы воинственных амазонок, но и беспрецедентный, по европейским стандартам, образ Василисы Премудрой. Европейских путешественников и дипломатов XVIII - начала Х1Х в. удивляла высокая степень самостоятельности русских женщин, то, что они имели право владеть собственностью, распоряжаться имениями и т.д. Французский дипломат Шарль-Франсуа Филибер Массон считает такую "гинекократию" противоестественной, русские женщины напоминают ему амазонок, социальная активность которых, включая любовные отношения, кажется ему вызывающей.

1. Положение женщины в Древней Руси .

Женщины редко упоминаются в летописных источниках. Например, в "Повести временных лет" сообщений, связанных с представительницами прекрасного пола, в пять раз меньше, чем "мужских". Женщины рассматриваются летописцем преимущественно как предикат мужчины (впрочем, как и дети). Именно поэтому на Руси до замужества девицу часто называли по отцу, но не в виде отчества, а в притяжательной форме: Володимеряя, а после вступления в брак - по мужу (в такой же, как и в первом случае посессивной, владельческой форме; ср. оборот: мужняя жена, т.е. принадлежащая мужу).

Едва ли не единственным исключением из правила стало упоминание жены князя Игоря Новгород-Северского в "Слове о полку Игореве" - Ярославна. Кстати, это послужило А.А. Зимину одним из аргументов для обоснования поздней датировки "Слова". Весьма красноречиво говорит о положении женщины в семье цитата из "мирских притч", приведенная Даниилом Заточником (XII в.):

"Ни птица во птицах сычь; ни в зверез зверь еж; ни рыба в рыбах рак; ни скот в скотех коза; ни холоп в холопех, хто у холопа работает; ни муж в мужех, кто жены слушает".

Деспотические порядки, получившие широкое распространение в древнерусском обществе, не обошли стороной и семью. Глава семейства, муж, был холопом по отношению к государю, но государем в собственном доме. Все домочадцы, не говоря уже о слугах и холопах в прямом смысле слова, находились в его полном подчинении. Прежде всего это относилось к женской половине дома. Считается, что в древней Руси до замужества девушка из родовитой семьи, как правило, не имела права выходить за пределы родительской усадьбы. Мужа ей подыскивали родители, и до свадьбы она его обычно не видела.

После свадьбы ее новым "хозяином" становился супруг, а иногда (в частности, в случае его малолетства - такое случалось часто) и тесть. Выходить за пределы нового дома, не исключая посещения церкви, женщина могла лишь с разрешения мужа. Только под его контролем и с его разрешения она могла с кем-либо знакомиться, вести разговоры с посторонними, причем содержание этих разговоров также контролировалось. Даже у себя дома женщина не имела права тайно от мужа есть или пить, дарить кому бы то ни было подарки либо получать их.

В российских крестьянских семьях доля женского труда всегда была необычайно велика. Часто женщине приходилось браться даже за соху. При этом особенно широко использовался труд невесток, чье положение в семье было особенно тяжелым.

В обязанности супруга и отца входило "поучение" домашних, состоявшее в систематических побоях, которым должны были подвергаться дети и жена. Считалось, что человек, не бьющий жену, "дом свой не строит" и "о своей душе не радеет", и будет "погублен" и "в сем веке и в будущем". Лишь в XVI в. общество попыталось как-то защитить женщину, ограничить произвол мужа. Так, "Домострой" советовал бить жену "не перед людьми, наедине поучить" и "никако же не гневатися" при этом. Рекомендовалось "по всяку вину" (из-за мелочей) "ни по виденью не бите, ни под сердце кулаком, ни пинком, ни посохом не колотить, никаким железным или деревяным не бить".

Такие "ограничения" приходилось вводить хотя бы в рекомендательном порядке, поскольку в обыденной жизни, видимо, мужья не особенно стеснялись в средствах при "объяснении" с женами. Недаром тут же пояснялось, что у тех, кто "с сердца или с кручины так бьет, много притчи от того бывают: слепота и глухота, и руку и ногу вывихнут и перст, и главоболие, и зубная болезнь, а у беременных жен (значит били и их!) и детем поврежение бывает в утробе".

Вот почему давался совет избивать жену не за каждую, а лишь за серьезную провинность, и не чем и как попало, а "соймя рубашка, плеткою вежливенько (бережно!) побить, за руки держа".

В то же время следует отметить, что в домонгольской Руси женщина обладала целым рядом прав. Она могла стать наследницей имущества отца (до выхода замуж). Самые высокие штрафы платились виновными в "пошибании" (изнасиловании) и оскорблении женщин "срамными словами". Рабыня, жившая с господином, как жена, становилась свободной после смерти господина. Появление подобных правовых норм в древнерусском законодательстве свидетельствовало о широкой распространенности подобных случаев. Существование у влиятельных лиц целых гаремов фиксируется не только в дохристианской Руси (например, у Владимира Святославича), но и в гораздо более позднее время. Так, по свидетельству одного англичанина, кто-то из приближенных царя Алексея Михайловича отравил свою жену, поскольку она высказывала недовольство по поводу того, что ее супруг содержит дома множество любовниц. Вместе с тем в некоторых случаях женщина, видимо, и сама могла стать настоящим деспотом в семье. Трудно, конечно, сказать, что повлияло на взгляды авторов и редакторов популярных в Древней Руси "Моления" и "Слова", приписываемых некоему Даниилу Заточнику, - детские впечатления об отношениях между отцом и матерью либо собственный горький семейный опыт, однако в этих произведениях женщина вовсе не выглядит столь беззащитной и неполноправной, как может представиться из вышеизложенного. Послушаем, что говорит Даниил.

"Или речеши, княже: женися у богатого тестя; ту пеи, и ту яжь. Лутче бо ми трясцею болети; трясца бо, потрясчи, отпустит, а зла жена и до смерти сушит... Блуд во блудех, кто поимет злу жену прибытка деля или тестя деля богата. То лучше бы ми вол видети в дому своем, нежели жену злообразну... Лучше бы ми железо варити, нежели со злою женою быти. Жена бо злообразна подобна перечесу (расчесанному месту): сюда свербит, сюда болит".

Не правда ли, предпочтение (пусть и в шутку) самого тяжелого ремесла - варки железа жизни со "злой" женой кое о чем говорит?

Однако настоящую свободу женщина обретала лишь после смерти мужа. Вдовы пользовались большим уважением в обществе. Кроме того, они становились полноправными хозяйками в доме. Фактически, с момента смерти супруга к ним переходила роль главы семейства.

Вообще же, на жене лежала вся ответственность за ведение домашнего хозяйства, за воспитание детей младшего возраста. Мальчиков - подростков передавали потом на обучение и воспитание "дядькам" (в ранний период, действительно дядькам по материнской линии - уям, считавшимся самыми близкими родственниками-мужчинами, поскольку проблема установления отцовства, видимо, не всегда могла быть решена).

1.1. Положение женщины в роде княжеском

Из обзора распределения волостей княжеских видно, какую важную долю из них князья давали обыкновенно своим женам. Этому богатому наделению соответствовало и сильное нравственное и политическое влияние, какое уступалось им по духовным завещаниям мужей. Калита в своем завещании приказывает княгиню свою с меньшими детьми старшему сыну Семену, который должен быть по боге ее печальником. Здесь завещатель не предписывает сыновьям, кроме попечения, никаких обязанностей относительно жены своей, потому что эта жена, княгиня Ульяна, была им мачеха. До какой степени мачеха и ее дети были чужды тогда детям от первой жены, доказательством служит то, что сын Калиты, Иоанн II, не иначе называет свою мачеху как княгинею Ульяною только, дочь ее не называет сестрою; это объясняет нам старинные отношения сыновей и внуков Мстислава Великого к сыну его от другой жены, Владимиру Мстиславичу, мачешичу . Иначе определяются отношения сыновей к родным матерям по духовным завещаниям княжеским: Донской приказывает детей своих княгине. «А вы, дети мои, - говорит он, - живите заодно, а матери своей слушайтесь во всем; если кто из сыновей моих умрет, то княгиня моя поделит его уделом остальных сыновей моих: кому что даст, то тому и есть, а дети мои из ее воли не выйдут. Даст мне бог сына, и княгиня моя поделит его, взявши по части у больших его братьев. Если у кого-нибудь из сыновей моих убудет отчины, чем я его благословил, то княгиня моя поделит сыновей моих из их уделов; а вы, дети мои, матери слушайтесь. Если отнимет бог сына моего, князя Василия, то удел его идет тому сыну моему, который будет под ним, а уделом последнего княгиня моя поделит сыновей моих; а вы, дети мои, слушайтесь своей матери: что кому даст, то того и есть. А приказал я своих детей своей княгине; а вы, дети мои, слушайтесь своей матери во всем, из ее воли не выступайте ни в чем. А который сын мой не станет слушаться своей матери, на том не будет моего благословения».

В X - XVII вв. все женщины - даже те, кто в силу обстоятельств был удален от внесемейной экономики - были вовлечены в многообразную трудовую и организационную деятельность, хотя бы в пределах домохозяйств или собственных вотчин.

О том, что считалось «женской работой», как работали женщины, как относились они сами и общество того времени к их труду в ранний, «домосковский» период (X - XV вв.), исследователи могут судить лишь по крайне скупым и немногочисленным упоминаниям в нарративной литературе, судебных актах, случайным записям на полях книг, редким свидетельствам частной переписки (новгородским берестяным грамотам). В изобразительном материале X - XV вв. (фресках, миниатюрах) женщины, если и присутствуют, то никаких функций не выполняют, создавая лишь «толпу».

Менее всего известно о повседневной работе сельских жительниц Древней Руси, составлявших большинство населения. Чувство неуверенности в материальной обеспеченности и неуверенности духовной - определяло их поведение. Ежедневная работа в поле и по дому занимала у женщин из непривилегированных слоев общества подавляющую часть светового дня. «Труждались» в поле и дома все члены семьи, в том числе женщины, так как буквально над каждой семьей в Древней Руси постоянно висела угроза голода. Частые неурожаи были подлинным бедствием в X - XV вв., уносившим человеческие жизни, подобно эпидемиям. Хлебные нероды заставляли порой древних русов покидать насиженные места целыми семьями, продав (как мать некого Гордея, автора берестяного письма XII в.) или даже просто бросив старое жилье с хозяйством при нем.

Позже, в эпоху складывания единого государства (XIV - XV вв.) качество жизни, особенно в городах, по сравнению с ранним периодом, заметно повысилось, но принцип самообеспечения преобладал. На массовом уровне потребности людей и характер их потребления во многом определялись климатическими условиями. Средневековым русам жилось тяжелее, чем жителям юга Европы: морозный и холодный климат требовал большего количества пищи, иной структуры питания (значительной роли белковых продуктов), но он же позволял хранить подолгу съестное на «ледниках» (в погребах). Забота о том, чтобы в них всегда был запас продуктов, лежала на женщинах. Итальянец А. Контарини специально отметил, что «в конце ноября сельские жители убивают своих коров и свиней и вывозят их на продажу», причем хозяйки и слуги покупают мясо целыми тушами и, таким образом, «употребляют в пищу животных, убитых за три месяца и более».

На плечах женщин лежала и забота о домашних животных, содержавшихся в холодное время года в небольших клетях вблизи домов или в самих домах. Даже в XVII в. иностранные путешественники отмечали, что «женщины у них доют коров, с которыми живут в одной избушке». Загодя приходилось заготавливать корм скоту на зиму: в культурном слое XI - XIV вв. археологам часто встречаются серпы и косы-«горбуши», которыми женщины работали, заготавливая солому, сено.

Недостаточно высокий уровень развития сельскохозяйственной техники (орудия делались преимущественно из дерева с железными рабочими частями) обусловливал высокие временные затраты при выполнении работ. Вряд ли в средневековье существовало ролевое и функциональное разделение обязанностей, какое-либо деление на «мужской» и «женский» (более легкий) труд. Женщины работали наравне с мужчинами, в том числе, вероятно, и во время посевной, и на пахоте, и при сборе урожая, и при его обработке. Древнейший русский закон - «Русская Правда» подтвердила распространенность ситуации, когда «жена с дчерию» «страдовали» за умершего мужа и отца из расчета: год «страды» за одну гривну долга господину.

Выполнение женщинами ряда производственных операций в поле и в огороде требовало от них подчас не толь¬ко ловкости или сноровки, но физической мощи. Одна поливка огорода (воду носили кувшинами) могла занять до половины суток. Когда грядки обрабатывались примитивными деревянными «заступами» и мотыгами-«лыскарями», огородничество также требовало немалых усилий. Часто работа, делавшаяся женщинами, была просто непосильной. Она безвременно старила сельских жительниц, несла с собой не только «руци посиневшие и опухшие», но и куда более серьезные болезни, преждевременные смерти.

Поскольку в условиях натурального хозяйства масса предметов домашнего обихода должна была производиться домашним способом и из местного сырья, постольку на плечах женщин в крестьянских семьях лежала немалая часть дел, связанных с одеждой. Вместе с мужчинами их жены, сестры, дочери, невестки мяли лен, теребили и трепали пеньку, сучили и чесали нити, стригли овец специальными ножницами, «били» и валяли шерсть. Вечерами же пряли, ткали грубое полотно. Многие умели выделывать меховые шкурки на верхнюю одежду и кожу на кожаные «поршни» (в одной из берестяных грамот содержится приказание ремесленницам «посолить» свежую кожу, но не «пелить» (пялить, распяливать) «ничимо же»). Некоторые женщины умели драть лыко на лапти, кроить и шить головные уборы, одежду, обувь - так что «вси свои ее одени» (одеты) были.

Некоторые необходимые предметы прядильной и ткацкой работы, в частности круглые глиняные пряслица и деревянные веретена, сохранили имена владелиц - «Полин пряслень», «Потворин пряслень», «Бабин пряслень», «Иринин». Находки веретенных пряслиц, равно как длинных игл и точилок для них буквально во всех женских захоронениях домонгольского времени свидетельствует о том, что прядение и последующие опера¬ции по производству ткани и шитью одежды буквально «от веку» считались «женскими». Об этом говорит языческий культ древнеславянской богини ткачества - Мокоши, которая изображалась в виде женщины, пальцы которой обращаются в гребни прялок (типичный мотив архаической вышивки).

С XIV в. в русских городах уже существовала профессия вышивальщицы. Частично утраченный образец письма-расчета о заказе на вышивку сохранила берестяная грамота № 228 (XIV в.), в которой заказчик или заказчица перечисляют предполагаемые операции, за которые будет выплачено по расценкам: стирку и беление полотна («хама»), а затем его расшивание «зелоным», «церленым», «жолтым шолками». Немало женщин-холщевниц и белильщиц было в новгородских ремесленных «рядах».

Женщины непривилегированных сословий Древней Руси рано овладели сложным тканьем с узорами, работая на простом ткацком стане. Это женское «тружданье» требовало большого уменья, необычайного терпения и внимания. Легче было вышить орнамент на готовой ткани или нашить его как полоску сверху (археологам известна такая тканая лента, предназначенная для нашивания на начельник княгини Анны, матери в. кн. Владимира Святославича). Однако на праздничной и парадной одежде знати рисунок был вытканным. Курганные древности, находки археологов в культурных пластах XIII - XIV вв. и особенно книжные миниатюры свидетельствуют, что древнерусские женщины достигли в прядении, ткачестве и вышивках изумительного мастерства. И хотя многие ткани княжеских одежд были привозными, однако уже к XII в. некоторые древнерусские мастерицы освоили особый прием вышивки («клопец») - ручное подражание роскошным импортным аксамитам.

В конце XIV в. у древнерусских прядильщиц появились самопрялки, приводимые в движение маховым колесом с помощью ножной педали. Они существенно облегчали и убыстряли работу, но были принадлежностью лишь крупных хозяйств.

Известно также, что в крупных хозяйствах типа вотчин звенигородского князя Юрия Дмитриевича (начало XV в.) или «посадницы» Марфы Борецкой (конец XV в.) имелись специальные «ставные дворы», в которых крестьянки ткали полотно для своих господ. Некоторые документы даже позволяют утверждать, что к XV в. появилась особая специализация в «женском ткачестве»: среди исполнительниц господских заказов в составе приданого за дочерью, данного вдовой московского боярина Ксенией Ивановной Плещеевой, названы «бралья скатерница» и «девка-тонкопрядица».

В элитной среде «прилежание пяличное» давало не меньший, а освобожденное от гнета обязательности, даже больший импульс для проявления индивидуального вкуса и самоактуализации женщины. Работы «люботрудниц» - царицы Анастасии Романовой (первой жены Ивана Грозного) и царевны Ксении Годуновой (дочери царя Бориса) хранятся сегодня в ризнице Троице-Сергиевой лавры. Не менее известны и прикладные работы знаменитой интриганки середины XVI в. Евфросиньи Старицкой, удаленной Иваном Грозным с политической арены в Воскресенский женский монастырь на Белоозере. Для ее неуемной энергии необходим был выход, и потому организация на Белоозере, а затем и в Горицком монастыре знаменитых золото-ткацких мастерских стала формой «замещения» деловой активности княгини.

Очевидно, что большинство повседневных эмоциональных отношений и связей возникало у женщин в процессе выполнения ими различных производственных операций. Девочек начинали готовить к домашним работам с 4-5 лет, целенаправленно обучали с 7 лет (в том числе и в княжеско-боярской среде). Появление в сборниках для назидательного чтения тезиса о педагогическом значении работы относится к сравнительно позднему времени (не ранее XVI в.), когда труд стал пониматься как средство самообуздания и самовоспитания. Тогда же самоотверженная работа женщины стала приравниваться к самоотдаче в молитве, подвигу благочестия. В XVII в. отношение к женскому труду как к норме жизни отразилось в «Сказании о Дракуле», в котором плохая работа оказалась приравненной к преступлению (Дракула, увидев на каком-то человеке рваную рубашку, приказывает наказать его молодую жену: «Почто ты леность имевши к мужу своему? Он должен… тебе хранити, а ты срачицы не хочешь ему учинити, а здрава сущи телом! Ты еси повинна…»).

Составитель «Домостроя» протопоп Благовещенского собора Сильвестр, подробно расписав, как учить дочерей «всякому порядку, и промыслу, и рукоделию», невольно выразил собственную оценку роли «трудового обучения» в частной жизни матерей и воспитываемых ими девочек. Поздние нарративные тексты упоминали уже девичье «прилежание в предивенном пяличном деле», а также «хитро-ручное изрядство» и «шелковидное ухищрение» в контексте положительных характеристик юных невест. Отмеченная Сильвестром рачительность хозяйки к каждому кусочку, крошке, лоскутку, воспитываемая в девушках с детства, показывает, насколько ценились в частной жизни человека допетровского времени все эти блага: еда, питье, одежда.

Православная идея «воспитания работой» не противоречила и народной традиции, которой была свойственна поэтизация труда. Если в православных текстах труд часто подразделялся на престижный «мужской» (пахота, строительство) и не столь престижный «женский» (приготовление пищи, уход за скотиной, ткачество), то народная традиция уважала любой труд в равной степени. В фольклорных и письменных источниках часты упоминания мужчин, занятых приготовлением пищи, и женщин, выполняющих «мужскую» работу. Такие сведения есть и в сказках, и в пословицах. Посетивший Россию в конце XVII в. посол Рима в Москве Я. Рейтенфельс вообще отметил, что «женщины трудятся на полях гораздо более, чем мужчины».

Быт и работа незажиточных горожанок во многом напоминали образ жизни в деревне. Как и в сельской местности, женщинам в городе приходилось заботиться о заготовке продуктов впрок, следить за их сохранностью, уметь распределять заготовленное на более или менее длительные сроки. Вставать женщинам в городе приходилось, как и крестьянкам, очень рано, засветло. Церковные правила, осуждавшие тех, кто «ленящеся лежат» по утрам, закрепляли лишь то, что складывалось традиционно. День начинался с забот о тепле и воде. Последнюю приносили ежедневно из колодцев - ведрами на коромыслах, кувшинами, которые, кстати говоря, подписывались теми, кому они принадлежали («Федорин кувшин»). Каждая хозяйка должна была уметь управиться с длинным ухватом, которым ставились в печь специально предназначенные для готовки в ней глиняные горшки. И хотя, по словам заезжих иностранцев, в большинстве домов «посуды было немного: 3-4 глиняных горшка и столько же глиняных или деревянных блюд», тем не менее и эта нехитрая домашняя утварь требовала ухода, что, вероятно, было тоже «женским делом».

Хотя некоторая часть посуды типа братин и ендов использовалась за столом вкруговую, большинство предметов были все же индивидуального пользования (ложки, тарелки, чары, чаши и иные сосуды для питья, которые можно увидеть на миниатюрах, изображающих свадебные пиры). Она требовала значительного времени для содержания в чистоте, что, по мнению итальянца А. Контарини, в условиях «невероятных» морозов «было непросто».

Нелегким было в X - XVII вв. и приготовление повседневной и праздничной пищи - дело, также традиционно считавшееся «женским». В питании большинства горожан и крестьян допетровского времени преобладали мучные продукты. В XI - XIII вв., чтобы растереть зерна ржи, ячменя, овса, проса на ручных мельницах (жерновых поставах), растолочь их в деревянных ступах с массивными металлическими пестиками, приготовляя самое распространенное (по крайней мере с XI в.) и часто упоминаемое в письменных источниках блюдо - «кашу», нужно было приложить немало усилий и затратить много времени. О тех, кто готовил пищу («сочиво» - кашу из бобовых) для стола зажиточного руса XII в., было сказано, что они «работающе и делающе съ потьмъ» эту работу.

Молоко и молочные продукты использовались как в натуральном, так и в сквашенном виде (сметана, «сыр» - в смысле творог), что говорит о рачительном отношении древнерусских хозяек к продуктам питания и знании ими способов сохране¬ния скоропортящейся еды. Известные по раскопкам культурных слоев древнерусских городов мутовки для сбивания сливок, сработанные из еловых сучковатых палочек, позволяют подтвердить предположения об усложнении рациона питания со второй половины XIII в.

Сравнительно подробно из повседневных кулинарных занятий женщин может быть описано приготовление хлеба. В X - XIII вв. мельничное дело еще не выделилось в особую ремесленную специальность, поэтому молоть зерна на «състроение хлебное» женщинам приходилось «поставив жерновы, своима руками», как то делала мать Феодосия Печерского (XII в.). Достаточно одного взгляда на части каменных жерновов ручной мельницы домосковского времени, чтобы удивиться тому, как подобная длительная и трудоемкая операция выполнялась представительницами «слабого пола».

В древнерусских бедных семьях, не имевших возможности оплатить услуги мельника, эта обязанность всегда лежала на плечах женщин, хотя в церковной литературе иногда можно встретить утверждение, что это работа мужская, в отличие от собственно выпечки.

Хлеб выпекался женщинами в Древней Руси чаще всего кислый, с помощью «укропа» (теплой воды с солью). «Хлеби чисти зело» (обычный) приготовлялся на каждый день, а на праздник вся семья могла ожидать от хозяйки «хлебов съ медъм и съ макъм творени» - сладких (правда, выпекать хлеб на воскресенье и праздники хозяйка должна была накануне, в сам «господский день» работать запрещалось).

Их овощей женщины отдавали предпочтение капусте и репе. «Огород с капустником» впервые упомянуты в Грамоте смоленского князя Ростислава Мстиславовича 1150 г., но о способах приготовления произра¬ставших там «зелий» существуют лишь догадки. Вероятнее всего, овощи жарили, варили или парили в котлах и горшках, получая нечто вроде похлебки («ухи») из овощей с мясом или рыбой. Одним из наиболее древних овощных блюд, готовившихся женщинами в древнерусских семьях был «бърщ».

Рачительные и домовитые «жены» домосковской Руси знали немало секретов изготовления различных напитков - кваса (самое раннее упоминание 996 г. в Повести Временных лет), «житнаго» пива, медов, в том числе «чистаго» и «пъпьряного» (настоенного с перцем), которые состояли «из чистого меда с листьями хмеля» и хранились в огромных глиняных корчагах, зарытых в землю, «бъчках» и «кадях». Стояли все эти посудины в особых погребах («медушах»), куда женщинам приходилось, вероятно, не раз спускаться в течение дня. Иностранные путешественники (например итальянец Амвросий Контарини, побывавший в русской земле в XV в.), отмечали, что «хмельной напиток, готовившийся из меда с хмелем… весьма недурен, в особенности, когда он стар». Надо думать, что древнерусские хозяйки того времени (пользуясь лексикой автора «Хождения Богородицы по мукам» - мудрые «икономки») знали оптимальные сроки хранения медов и подачи их к столу.

Повседневная готовка требовала от женщин проявления ловкости, сноровки, готовности к экспериментированию. И хотя по словам барона Августина Майерберга, побывавшего в России уже в период правления царя Алексея Михайловича (XVII в.), обыкновенный стол московитов «никогда не нарушал правил умеренности», хотя церковные дидактики наставляли своих прихожанок в греховности «лакомства» - все же благодаря ежедневному кулинарному творчеству русских женщин у московитов XVI - XVII вв. развился вкус к сложно приготовляемым блюдам, стал разнообразнее праздничный и повседневный стол. Правда, это касалось лишь зажиточных горожан и знати.

Поразившие некоторых из иностранцев кулинарные изыски русских хозяек - жаркое из вымоченных в уксусе и пряностях лебедей или «малиновый мед» - были результатом повседневного женского творчества в области искусства приготовления пищи, обмена кулинарными «хытростями» между женщинами-соседками. Русские просветители XVII в. в своих педагогических сочи¬нениях настаивали на том, что умение стряпать, домашние секреты в этой области должны передаваться от матерей к дочкам «измлада». Так оно, вероятно, и было.

В зажиточных семьях Древней Руси и Московии XVI - XVII вв. женщины, разумеется, не столько готовили сами, сколько были распорядительницами в своих больших хозяйствах. Примечательно, что к середине XVII в. в русской литературе появились героини, поведение которых оказалось окрашено красками «живства» и «подвижности». Именно в таком тоне и ключе стало изображаться отношение женщин к работе, причем именно не к мелочным домашним обязанностям, а к деятельности в широком смысле слова. Одна из повестей XVII в. утверждала невозможность успешной деятельности, когда «на душе мутица», «делать. ничего не хощет[ца]», косвенно признавая результативность лишь того труда, который превратился в душевную потребность. Этой мысли вторила другая повесть, героиня, которой «так стала жить и труждаться, что в подивление всем окольным людям», «с великою борзостию, с большим заводом (побуждением других к таким действиям. - Н. П.), которым все „дивовались“.

„Празднохождение“ женщины окончательно оказалось причисленным к грехам, в которых необходимо каяться: от любого человека, и от женщины в том числе, ожидалось постоянное участие в какой- то деятельности. Пользуясь языком Сильвестра, наставлявшего домохозяек, женщины середины XVII столетия стали хлопотуньями, которые „сами накакож, никоторыми делы, опрочь немощи, без дела не были“.

Толчком к изменениям в общественном сознании, в умонастроениях московитов второй половины XVII в., ставших.заметными за несколько десятилетий до петровских преобразований, послужило усиление втягивания женщин в дела распоряжения и управления земельными владениями. Документы земельных сделок середины и второй половины XVII в. рисуют увлекательную и во многом неожиданную картину активной хозяйственной и предпринимательской деятельности землевладелиц, прежде всего помещиц. Сами обстоятельства - постоянные и частые отлучки мужей на „государеву службу“ - заставляли „жен дворянских“ подолгу выполнять функции управительниц поместий, показывая себя властными и расчетливыми домодержицами. В пользу этого говорит количество сделок второй половины XVII в., заключенных женщинами от собственного имени и по поручению мужа.

Хотя значительная часть женщин принадлежала к собственницам личных земельных угодий, далеко не каждая из них располагала „прикащиками“ или ключницами (которые ежедневно отчитывались перед своими хозяйками о выполнении поручений), поэтому управлять своей „землицей“ дворянкам приходилось самостоятельно. Немалыми трудностями организационно-экономического характера диктовались жалобы помещиц на неисполненность тех или иных распоряжений, отсутствие или нехватку денег, ими же объяснялся униженно-просящий тон ряда женских пи¬сем. Однако „тон“ переписки» мужчин и женщин второй половины XVII в. предстает в ином свете, когда в поле исследовательского анализа попадают послания самих «служивых» женам и сестрам, реже - дочерям. Тон в них уверенно-распорядительный: «Ты, сестрица, прикажи смотрет[ь], чтобы безоброчно рыбы не ловили», «деньги изволь прислать не мешкав», «прикажи половить рыпки и на мою долю…».

Главы семейств почитали совершенно естественным оставлять дом и немалое хозяйство, в котором вечно кто-то «бегал», «не слушал», «не доправлял» и «не сыскивал», на попечение своих жен, сестер или же взрослых (замужних) дочерей с их мужьями. Женщины принимали такое положение как должное. Тон их писем по экономическим вопросам, написанных не родственникам, а посторонним людям, отличала сухая деловитость и лаконичность, отсутствие каких бы то ни было отличий от их отцов и «супружников» в стиле общения с челядью («вели купит[ь], «сохрани», «не пусти», «вели прислать»). Впрочем, чисто эмоциональную окраску некоторых отношений и связей собственниц и зависимых от них должников или просто малоимущих родственников тоже не следует сбрасывать со счета: женщины были зачастую мягче и восприимчивее к чужой боли.

Отчасти такое положение сложилось оттого, что «жены дворянские» (реже - вместе с дочерьми), отвергнувшие, по словам летописца, «женскую немощь и вземши мужскую крепость», занимались во время длительных отлучек мужей организацией всей (а не только экономической) жиз¬ни своего имения. За период супружества они стремились накопить более или менее приличный «капитал», чтобы обеспечить приданым дочерей и себя до конца жизни и не «остатися без вена, без обучению делу, в долгах с многими малыми детми» (именно так охарактеризовал - без тени сочувствия! - быт вдовы служивого человека, обреченной на голодное существование, автор «Слова о милости» (XVII в.) Евфимий Чудовской. «Сухие» материалы земельных сделок и тех частных писем, которые касались распоряжения недвижимостью, характеризуют роль женщины в русской семье допетровского времени именно как роль лица, от¬ветственного за будущее всей семьи, ее организующего центра.

Иерархическая зависимость женщин разных поколений, распределение семейных ролей, принятие такого «порядка», высокий авторитет старшей женщины в повседневной, в том числе хозяйственной, жизни, заставляют не только признать очень раннее складывание отношений господства и подчинения между представительницами разных поколений в неразделенной семье. Картина живой и многотрудной деятельности женщин из среды состоятельных горожан московского общества позволяет задуматься о том, насколько справедлив расхожий стереотип, рисующий знатных московиток XVI - начала XVII в. бесправными «теремными затворницами», прозябавшими в скуке и в темноте. Даже частная жизнь цариц была не совсем такой, какой ее привыкли представлять, как ее описали иностранцы и, опиравшийся на их «записки» знаменитый книгочей XIX в. И. Е. Забелин.

«Предметом для размышлений» цариц и их окружения были по утрам не только «женския рукоделия» и богомолье, но и доклады о разных делах (1634 г.), которые они принимали по ведомству Постельничего приказа, определяя расходы, выдачи, покупки, а также отвечая на челобитные, чаще всего от женщин же. Правда, хозяйственные распоряжения, в том числе касающиеся принадлежавших царицам вотчин, были редки. Со второй половины XVI в. этими делами ведали доверенные лица цариц, выбранные ими самими или их мужьями. Основную часть челобитных и писем на имя цариц составляли просьбы о благословлении на брак (особенно среди приближенных ко двору), назначении вдовьего или «кормиличного» пенсиона или его повышении, о крещении в православную веру (царицы часто выступали восприемницами новокрещенных и богато их одаривали). Распоряжения цариц в виде пометок фиксировали чтицы на полях челобитных. И все же даже русские царицы повседневно отнюдь не скучали и не томились от безделья.

Все женщины - даже те, кто в силу обстоятельств был удален от внесемейной экономики - были вовлечены в течение всего рассмотренного времени (X - XVII вв.) в многообразную трудовую и организационную деятельность, хотя бы в пределах домохозяйств или собственных вотчин.

Код для вставки на сайт или в блог.

Глиняные горшки — изначально женских рук дело. Уж какой-какой материал, а глина была на Руси куда ни ступи.

Горшечницы вручную лепили посуду, светильники, рукомойники.

Революцию в ремесле произвело изобретение гончарного круга. Переход от лепной керамики к круговой — и за дело взялись мужчины.

Но мастерицы приспособились к новым условиям рынка труда Х века и сели за игрушки.

Одна самых древних — филимоновская. Жива-живехонька вот уже семь веков.

Это сегодня фигурки — сувениры. А столетиями они оберегали от темных сил и спасали от бедности. Базарный день — неплохой источник дохода. Девочки, которых называли «свистульками», с пользой проводили зимние вечера: лепили с семи лет. А когда приходила пора приглядывать жениха — «игрушечный» доход оборачивался богатым приданым.

Не то еда, не то подарок, не то развлечение.

Среди множества пряников на Руси поморская козуля едва ли не единственный лепной пряник, а не печатный. По легенде, печь козули в виде оленя хозяйки начали в ХII веке, когда мужья из морских походов привезли корицу и гвоздику — основу рецепта. А затем фигурки и особой силой наделили: если девушка испечет козулю, а потом подарит юноше, то в следующем году непременно выйдет замуж.

Женский аналог ювелирного ремесла.

Золотое шитье. Пришло на Русь вместе с христианством из Византии. Золотые и серебряные нити, жемчуг, полудрагоценные камни и канитель... В прямом и переносном смысле. В вышивании «канитель» — тонкая металлическая нить, и сам процесс — трудоемкий и кропотливый. Вышивали сначала иконы, потом одежду для знати, а после 1917 года — даже знаки отличия Красной армии.

На стыке искусства и ремесла.

Вышивка нитями льняными, главная ценность которой — красота и усердный ручной труд. На Руси верили, что вышитые, в первую очередь крестом, изделия обладают защитной силой. А уж если полотенце обыденное, то есть вышитое за день — с рассвета до заката несколькими мастерицами сообща, то такое изделие непременно убережет от бедствий и злых сил.

Девушка за прялкой.

Один из самых любимых жанровых портретов на Руси и ценное приобретение в семье. За пряжу садились, когда поля отдыхали, и «тонкопряхе» предстояло часами сидеть за работой: чтобы спрясть нить из пуда волокна, уходило 955 часов. «Непряха» и «неткаха», наоборот, позор семьи, и рассчитывать на удачное замужество нерукодельнице даже из богатой семьи было весьма затруднительно.

Размеренный стук коклюшек и хитросплетение нитей.

Тот редкий случай, когда ремесло спускалось сверху вниз — из мастерских при княжеских светлицах, где брали за основу работы европейских кружевниц. В народ кружево, по преданию, отправил Петр I, выписав из голландского Брабанта мастериц для обучения девочек-сирот. А вот массово за коклюшки сели после отмены крепостного права. Стартовые 1 рубль 50 копеек — и доход до 20 рублей в год.

Куклы не ради забавы, а из сугубо практических целей.

Обереги и обряды. Для каждого случая женщины и девушки делали свою фигурку: из золы, льна, соломы, глины, ткани, дерева и теста. Коляда в день зимнего солнцестояния символизировала победу света над тьмой. Шестирукая филипповка в пору свадеб помогала сохранить благополучие в семье. Берегиня оберегала домашний очаг, а кукушку плели для обряда крещения и похорон.

Антоновские яблоки, мед или сахар и яйца.

Рецепт пастилы сохранился в поваренной книге Софьи Александровны Толстой — супруги русского классика. Изготовление сладости — процесс трудоемкий. Только яблочное пюре пастильщицы протирали несколько часов и подсушивали в русской печке в течение двух суток. Первую тогда еще постилу делали в Коломне в ХIV веке, сегодня в подмосковном городе открыт музей этого лакомства.

Не работать в поле — так «обрыбиться».

Русский Север диктовал свой жизненный уклад: животноводство, охота, рыболовство. Так рыбалка стала для северянок женским промыслом. На реке Вашке рыбачки промышляли неводом. Артелью, по четверо, в мужской одежде и болотных сапогах ловили рыбу и варили юшку. А накормив семью, можно и опять за свое, за женское: шить, вышивать или ткать. Отдохнуть от равноправия.